Главная » Статьи |
Всего материалов в каталоге: 110 Показано материалов: 21-30 |
Страницы: « 1 2 3 4 5 ... 10 11 » |
Тем ужаснее была казнь капитана Гаспара де Квеса-ды. Магеллан не удовольствовался повешением его на рее флагманского корабля. Он заставил слугу Квесады, который был ему молочным братом, отрубить голову своему брату и господину. Лишь при этом условии слуге была дарована жизнь.
Генерал-капитан обратился к присутствующим с короткой речью, в которой бичевал трусость и робость перед великими свершениями человечества. Затем он помиловал приговоренных к смерти: потребность в людях была огромная, каждый человек был на счету. Где бы он нашел им замену? Однако об этом он, естественно, умолчал. Зрители, глубоко тронутые этим судебным спектаклем, бурно выражали свое одобрение. С этого дня Магеллан стал для них своим, и горе тому, кто еще раз осмелился бы поднять на него руку! |
Sms-ки любимому мужу от любящей жены Вы знаете, как живут семьи моряков? Вы только знаете, что это длинные рейсы мужа, одинокие вечера жены, решение бытовых проблем в одиночку. В общем, грусть, тоска, трудности. И проникаетесь глубоким и искренним сочувствием к нам. Только вы даже не подозреваете, что почти половина нашей жизни – это роман в письмах. Ну, точнее – в sms-ках…
Смс любимому мужу в начале разлуки |
Кровь рыбаков, рабов и пиратов течет в твоих жилах Глаза мои, потухшие глаза мои устали, Не уследить им больше за нарвалом, Когда, ломая гребни волн, Стрелою мчится он из глубины. И в мускулах моих нет прежней силы, Когда хватаю я гарпун. Йайа-айайа-айне. Давай затянем песню о моей добыче, О сильных и стремительных нарвалах, Кромсающих морскую гладь перед моим жилищем. Апутитек! Йайе-ай-йайа-айе. Эскимосская песня о нарвале |
Когда по матросским спинам гуляли вперехлест «девятихвостые кошки» О несчастный Ройбен Ренцо! Ренцо, парни, Ренцо! В матросы Ренцо устроился, Попал на борт китобойца. Но не знал он в жизни удачи: Разложили его однажды у трапа И всыпали сорок горячих… Из шэнти «Ройбен Ренцо» «Внимание!» – скомандовал рябой боцман, одетый в парадную форму. Матросы, выстроенные вдоль правого борта, вытянулись в струнку. Капитан и офицеры смотрели со шканцев на полубарказ, движущийся к ним от группы военных кораблей, стоящих в гавани Плимута. Гребцы быстро мчали его, загребая в такт глухо звучащей дроби барабана. Вот он уже всего в полукабельтове от них. Посередине его находилась небольшая приподнятая платформа, на которой стоял на коленях закованный в кандалы матрос, а справа и слева от него – стража в красных мундирах, с саблями наголо. С обнаженной, исполосованной спины несчастного капала кровь. На бронзе его загорелых рук выделялась синева татуировки. Обветренное лицо было искажено болью. Между тем на полубарказе переложили руль, и он направился вдоль борта корабля, слегка раскачиваемого ленивой волной. Это было сигналом для боцманмата, который тотчас же вытащил из кожаного футляра «девятихвостую кошку» с красной рукояткой – недоброй памяти флотский карательный инструмент. Затем он спустился по фалрепу в полубарказ и с плетью в руке занял место на платформе. Стража отошла в сторону. Снова раскатилась дробь барабана, и десять раз просвистела плеть, падая на иссеченную спину закованного. Каждый раз по его телу пробегала дрожь. При десятом ударе из его крепко стиснутых губ вырвался стон. Кожа со спины клочьями нависла на поясницу. |
Песни шэнтимена, задающие ритм работе Мы идем, мы идем вокруг мыса Горн, Ту май худэй, ту май худэй! Сквозь пургу и град вокруг мыса Горн, Ту май худэй, худэй, дэй! Вокруг мыса Горн в чудный месяц май, Все насквозь промокли, хоть выжимай! Здесь, у мыса Горн, штормы снасти рвут. Как далек наш путь, как нелегок труд! Дуйте, ветры, дуйте В Калифорнию! Много золота там По крутым берегам Бурной речки Сакраменто! Клипер-шэнти времен калифорнийской «золотой лихорадки» У людей, не ведущих оседлого образа жизни, всегда были, да и поныне имеются, собственные песни. В них находит свое выражение мятущаяся душа скитальца. В их ритмах слышится потрескивание пылающего костра, топот конских копыт, шум дождя, плеск волн, посвист ветра. В их строфах отдается эхом романтика дальних странствий. Безымянные песни странников давно уже стали фольклором. |
Тянуть канаты – это и было основной работой на океанских парусниках Тянем снасть! Эка страсть! Длинный трос! Хоть ты брось! Молодцы! За концы! В рубцах спина! Вот те на! Косы рыжи! Спины пониже! Налетай, народ! Перекладина ждет! И стар, и млад! И все подряд! Тяни!.. Старинная шотландская халльярд-шэнти
|
Люди, изрыгающие пятнадцатиэтажные проклятия и полные суеверий Гребцы застыли, к банкам прикипев. Как мумии, иссохли их тела. Лоза их рук в трухлявый борт вросла. Их лики страшны, словно божий гнев. Косички их под ветром свились в крыж, И, как в насмешку, чтоб спастись от бед, У каждого большущий амулет Висел на шее, тонкой, как камыш… Георг Гейм1. «Летучий Голландец» Когда старые ньюфаундлендские бродяги поднимали паруса, чтобы отправиться на тюлений промысел, то обычно хвост первого добытого зверя обмакивали в стакан с грогом и прибивали его затем к столу. После этого стакан пускали по кругу. Охотники за тюленями верили, что эта церемония обеспечит им счастливый, добычливый промысел. И поныне еще существуют на морях обычаи, глубоко сросшиеся со старыми морскими суевериями, корнями своими уходящие в изначальную, граничащую с бессилием зависимость путешествующих по воде людей от волн, ветра и погоды. Ведь до сих пор ежегодно в результате морских катастроф гибнет немало судов. До тех пор пока человек не станет полным властелином морской стихии, суеверия на море не умрут. |
Когда человеческие тела были альбомами и иллюстрированными книгами Где слышен этот шум? В Ханнаману. А что это за шум? То шум сотни молотков, Они стучат, стучат, стучат По акульим зубам. Где этот свет? Вокруг королевского дома. А что это за тихий смех? Это весело, тихо смеются Сыновья и дочери тех, кого татуируют. Полинезийская ритуальная песня, исполняемая при татуировке Раскрашивание тела следует рассматривать как пережиток времен зарождения человечества. Первоначально тело просто размалевывали красками. Художники каменного века, расписывая кожу, оперировали уже красками семнадцати различных цветов и оттенков. В железный век в копях для добывания красок искали главным образом охру, которая, между прочим, применялась и при создании знаменитых франко-кантабрийских пещерных наскальных рисунков. Тела размалевывали для отпугивания злых духов и врагов, для украшения, для подчеркивания общественного положения и ранга, а также в культовых целях. |
Корабли без рома воняют навозом Я часто видел, как он во хмелю Домой, качаясь, медленно бредет Иль спит в канаве, кумом королю, А частый дождь в лицо ему плюет. И не было второго на Земле, Чем этот всепьянейший экземпляр. О господи, прими его к себе! Ах, как он рано умер, Жан Котар! Оскалив зубы, крепкие, как сверла, Ворчал он вечно: «Ах, печет мне горло!» Жестокой жажды сжег его пожар. О добрый, милый, славный Жан Котар! Франсуа Вийон С тех давних пор, когда на Делосе античный матрос выцарапал на стене дома изображение корабля, среди морских скитальцев повелся обычай при удобном случае оставлять подобную память о себе. Оригинальнейшие картинки с сюжетами из жизни моряков красуются на прокуренных стенах старых портовых вертепов. Не исключено, что на стене кабачка где-то между мысом Аркона и Антверпеном проиллюстрированы и злоключения двух пьянчужек матросов. Эти красноносые прикладывались к бутылке прямо на вахте. Прокатившаяся по палубе волна смыла их за борт. И вот оба веселых парня барахтаются в мертвой зыби, причем один из них старается поднять бутылку повыше, а другой, выныривая, проверяет, не попала ли в наполовину выпитую бутылку вода. Этот анекдот чрезвычайно правдиво отражает нравы старых моряков. На океанских судах матросов неизменно мучила жажда. И столь же неизменной была традиция промочить пересохшее от ветра и морской соли горло глотком крепкого напитка. |
Морской витязь Рейли взошел на эшафот с трубкой во рту Цветок Гаваны, смуглый, как мулат, Когда твой дым отрадный я вдыхаю, Тебя, мой спутник, мой безмолвный брат За помощь в горький час благословляю . Пауль Хейзе Держал он трубку свою во рту, Улыбался, пуская дымище, Как будто обрел наконец мечту И большего счастья не ищет . Николаус Ленау Из всех культурных растений для человека наиважнейшую роль сыграли хлебные злаки. Действительно, что было бы с человеком без хлеба! Но хлеб только насыщал его. Услаждали жизнь другие растения – от цветов, чарующих взор красками и формой, до виноградной лозы, дающей волшебный солнечный напиток.
|