Начало Бунты на кораблях

  Тем ужаснее была казнь капитана Гаспара де Квеса-ды. Магеллан не удовольствовался повешением его на рее флагманского корабля. Он заставил слугу Квесады, который был ему молочным братом, отрубить голову своему брату и господину. Лишь при этом условии слуге была дарована жизнь.
Вся эта дьявольщина без промаха била в цель. Люди затаили дыхание, когда они поняли, что здесь происходит. Однако у них не было времени размышлять об этом: сорок человек, главным образом матросов, закованных в кандалы, уже тащили на эшафот. Среди них был и кормчий баск Хуан Себастьян Элькано, приведший впоследствии единственный уцелевший корабль эскадры на родину. Когда первый из них положил голову на плаху и палач занес уже меч для удара, вперед вышел Магеллан с поднятой рукой.
Генерал-капитан обратился к присутствующим с короткой речью, в которой бичевал трусость и робость перед великими свершениями человечества. Затем он помиловал приговоренных к смерти: потребность в людях была огромная, каждый человек был на счету. Где бы он нашел им замену? Однако об этом он, естественно, умолчал. Зрители, глубоко тронутые этим судебным спектаклем, бурно выражали свое одобрение. С этого дня Магеллан стал для них своим, и горе тому, кто еще раз осмелился бы поднять на него руку!
Эти примеры – свидетельство того, что раздоры на корабле могут возникать из-за довольно разнообразных причин. Однако и здесь в основном борьба идет за то же самое, за что борются труженики других профессий, – за лучшие условия труда и жизни и достойное человека обращение.
В прежние времена, когда капитан во время дальнего плавания не имел связи с судовладельческой компанией, его власть была почти неограниченной. Вследствие этого во Франции его называли «maitre apres dieu» – «первый после бога». Но в этой сверхконцентрации власти заключалась всегда и опасность злоупотребления ею. Лишь немногие капитаны уважали в членах экипажа человеческое достоинство и были справедливы. Иные же своим произволом и корыстолюбием превращали жизнь экипажа на корабле в ад. Простой матрос был бессилен противостоять произволу капитана, поскольку за ослушание полагалось строгое наказание. Для защиты от злоупотреблений властью имелось только одно средство: подача жалобы задним числом, после возвращения корабля на родину. Однако суд, разбиравший заявления обиженных моряков в порту приписки, как правило, выносил решения в пользу капитана. Чаще же дело до суда вовсе не доходило, а заявления попадали прямо в корзину для бумаг.
В 1828 году на «Мэри Рассел» появились первые признаки возмущения со стороны команды. Получив сведения об этом, капитан, атлетически сложенный мужчина, угрожая пистолетом, одного за другим заковал подозреваемых в заговоре в кандалы. После чего в мстительном угаре, подобно зверю, набросился на беззащитных и стал избивать их дубинкой, покуда семеро не перестали подавать признаков жизни. Когда впоследствии капитан был призван к ответу за свое злодеяние, ирландский суд, в котором шел процесс, оправдал его.
Оправданием закончился и процесс капитана «Сомерса» – фрегата американского военного флота. Среди кадет этого корабля был сын военного министра США 40-х годов прошлого столетия, девятнадцатилетний романтически настроенный юноша, прочитавший уйму скверных приключенческих книг. Ему захотелось завладеть кораблем и начать полную приключений жизнь морского разбойника. Офицеров он собирался перебить, а матросов, отказавшихся принять участие в заговоре, высадить с корабля. Он успел посвятить в свой план нескольких матросов.
Капитан фрегата, до которого дошли слухи об этом плане, сначала смотрел на все это, как на глупую мальчишескую выходку. Однако предосторожности ради он распорядился заковать кадета в кандалы. Но несколько дней спустя спокойствие, видимо, покинуло капитана. Он приказал заковать и тех, кто был посвящен в заговор, а офицеров собрал на совещание для принятия решения. Под его нажимом было решено, что трое главных обвиняемых заслуживают веревки, и приговор немедленно был приведен в исполнение.
Когда «Сомерс» пришел в порт приписки и суд взялся за рассмотрение этого скандального дела, он вынес хотя и противоречивый, но вместе с тем знаменательный приговор: утверждения капитана о том, что немедленное приведение в исполнение приговора о смертной казни было вызвано непосредственной опасностью, угрожавшей кораблю, были отвергнуты и двадцать остальных заговорщиков освобождены. Тем не менее капитан не понес никакого наказания.
Но мятежи на море поднимали не только экипажи. Их затевали порой пассажиры или даже «груз» (речь идет, конечно, о живом грузе!). Так, когда в 1841 году «Креол» со 135 неграми-рабами находился на пути в Нью-Орлеан, «груз» под руководством одного чернокожего, по имени Медисон Вашингтон, сумел освободиться. Экипаж был закован в цепи, и борцы за свободу взяли курс на Багамские острова, владения Британской империи. Англичане в то время уже преследовали работорговлю, и американцы так и не добились выдачи негров.
Несколько лет спустя, в 1849 году, произвели сенсацию события на шхуне «Эмистед». На борту шхуны находились негры, привезенные из Африки и проданные в Гаване с аукциона. Теперь их везли на кубинские плантации по другую сторону острова. Среди рабов был некий Синк, уже вдохнувший однажды воздух свободы, но затем пойманный. Молодой африканец уговорил своих товарищей по несчастью с «Эмистеда» на восстание. В рукопашной схватке погибли капитан и кок. Остальные члены экипажа были заключены под стражу.
Бунтари хотели взять курс на Африку, но не имели ни малейшего представления о навигации. Белый рулевой вызвался привести шхуну в полной сохранности в Западную Африку, если они сохранят жизнь всем остальным белым. Но он обманул мятежников и постепенно изменил курс с оста на норд-вест. После двухмесячной одиссеи шхуна была в конце концов захвачена американским фрегатом.
Этот случай всколыхнул североамериканскую общественность и вызвал активное движение в защиту мужественного вождя мятежников и его товарищей, что вынудило суд сперва отклонить предложение о выдаче африканцев их хозяевам, а затем и вовсе оправдать их.
Однако лишь в очень редких случаях восстания черных невольников проходили столь успешно. В известной истории бунта на «Таманго» события развивались в такой последовательности. Загнанные все вместе вниз, под квартердек , невольники сумели освободиться от своих оков. Однако судовое начальство проведало об этом прежде, чем были перепилены последние кандалы. Все выходы с твиндека были перекрыты. От негров потребовали капитуляции. Когда это требование было отклонено, их стали выкуривать дымом. Однако они продолжали сопротивляться. Тогда по ним открыли стрельбу через люки и вели ее до тех пор, пока твиндек не перестал подавать признаков жизни.
Такое презрение к смерти характерно и для других восстаний рабов на кораблях. Ужасный, но быстрый конец был для мятежников намного предпочтительнее бесконечного ужаса рабства. К тому же смертность на невольничьих кораблях и без мятежей была очень высока. После запрещения работорговли значительно увеличился риск при транспортировке невольников, зато и цены на «черную слоновую кость» стали головокружительными. В этой же пропорции возросла и смертность рабов, так как работорговцы втискивали теперь еще больше черных тел на и без того перегруженные суда.
Высота твиндека, куда загоняли живой товар, зачастую не превышала одного метра. С целью максимального использования этого помещения несчастных укладывали вплотную друг к другу на бок, с поджатыми ногами и согнутой спиной. В кругу работорговцев это называлось «спун фешн» – «наподобие ложек».
Была известна также погрузка способом «а-ля тобоган» – «как на санках». Африканцев усаживали длинными плотными рядами, одного за другим, причем первый из них опирался спиной о переборку, а каждый последующий сидел между широко расставленными ногами сидящего позади. Как в подобных нечеловеческих условиях обстояло дело с гигиеной, можно представить себе, даже не обладая большой фантазией. Понятно, что в таких условиях, да еще в тропической жаре на судах нередко разражались опустошительные эпидемии, не щадящие и белую команду. Случалось, что корабли, на которых угасала всякая жизнь, в течение месяцев продолжали дрейфовать в море, подобно плавающим гробам. Известны случаи, когда из-за инфекционной глазной болезни все находящиеся на корабле, включая рулевого, слепли.
И наконец, невольникам грозил еще один вид смерти – утопление. Капитан Коллингвуд приказал в 1781 году выбросить за борт около 130 чернокожих, чтобы не дать погибнуть от жажды всем остальным. В спешке на невольничий корабль, перегруженный людьми, было взято слишком мало питьевой воды. Таких случаев было немало.
Еще чаще африканцев выбрасывали за борт, если невольничье судно начинал преследовать корабль английского военного флота. В XIX веке по английским законам за торговлю рабами полагалось пожизненное заключение или смертная казнь. По этой причине работорговцы предпочитали избавляться от своего груза, выбрасывая в море с невидимого для преследователя борта корабля рабов вместе с цепями.
Нередко мятежи происходили и на китобойных судах. Волны недовольства возникали здесь главным образом из-за слишком продолжительных сезонов охоты, которые нередко длились по три года. К тому же и работа в холодных и пустынных антарктических водах была тяжелой и опасной.
При подписании контракта люди соблазнялись большими задатками, но во время плавания перспектива трехгодичного отрыва от мира начинала казаться им ужасной. Так произошло на «Джулии», которую Мелвилл увековечил в своей повести «Ому».
Бунт на «Джулии» – в действительности она называлась «Люси Энн» – был, пожалуй, самым «невинным» из всех, что случались на трухлявых палубах китобойцев. К непослушанию здесь привело скорее озорство команды, чем черная нужда. Капитаном «Джулии» был болезненный хлюпик, не умевший разговаривать с людьми и переложивший все руководство кораблем на штурмана. Легковозбудимый штурман, хотя и был отличным моряком, имел обыкновение весьма бесцеремонно обходиться с матросами, что отнюдь не способствовало укреплению и без того расшатанной дисциплины.
Люди пускались во все тяжкие, чтобы только избежать путешествия в ненавистные места китобойного промысла. Однако решиться на насильственный захват власти на корабле они все же не могли.
Однажды состояние здоровья капитана ухудшилось настолько, что он отдал приказ доставить его на Таити для лечения на берегу. Он хорошо знал своих молодцев и поэтому не разрешил «Джулии» стать на якорь в бухте Мата-ваи: ничего нет опаснее для корабля с недовольной командой, чем непосредственная близость берега. Якорь был отдан на внешнем рейде, откуда капитан ушел на берег на шлюпке.
Часть экипажа вопреки приказу капитана и сопровождавшего его штурмана сначала хотела завести корабль в бухту, но потом по предложению Мелвилла было решено составить прошение на имя английского консула на Таити и переправить его с корабельным коком. «Я предложил составить „раунд-робин" и послать его с коком Балтиморой на берег консулу. Эта идея встретила горячее одобрение… После долгих поисков бумаги извлекли на свет отсыревший, покрытый плесенью том под заглавием „История самых жестоких и кровавых пиратских похождений", вырвали из него две оставшиеся чистые страницы и, чуть смазав смолой, склеили их в один длинный лист. Один парень с литературными наклонностями изготовил затем чернила, собрав копоть под фонарем и смешав ее с водой. Из распростертого крыла альбатроса, которое издавна украшало бак, прибитое к битенгам бушприта, вырвали большое перо.
Вооружившись раздобытыми таким образом канцелярскими принадлежностями и пристроившись на крышке сундука, я вкратце изложил все наши жалобы и в заключение выразил надежду, что консул немедленно посетит нас и сам ознакомится с положением дел. Сразу под текстом я начертил круг, по которому все должны были поставить подписи. Основное достоинство «раунд-робина» в том и состоит, что по расположенным кольцом подписям нельзя определить зачинщика».
После многочисленных перипетий дело окончилось тем, что команду, отказавшуюся продолжать плавание, заменили другой, списанных же с корабля на берег посадили в тюрьму за мятеж.
Довольно своеобразный способ неповиновения имел место в 1910 году на плавающем под американским флагом китобойце «Педро Валера». Экипаж его был навербован по очень заманчивому объявлению в газете – в те времена еще можно было найти охотников наняться на трехгодичный промысловый сезон на устаревшее судно. Экипаж, впрочем, подобрался тоже соответствующий. Помимо одного дезертира с британского королевского военного флота здесь были мулаты, креолы, негр и единственный юноша-американец, все еще грезивший романтикой и приключениями. Капитан был родом с Азорских островов.
Антисанитарные условия, однообразная еда, угнетающее чувство затерянности в антарктических широтах и тяжелая, ни на что не похожая работа при охоте за китами, разделывании туш и варке жира вызвали в скором времени ропот пестрой, наскоро собранной команды. Однажды, когда им встретилось другое китобойное судно, капитан допустил психологическую ошибку, разрешив экипажам обоих судов обменяться визитами. Люди, вернувшись на «Педро Валера», потребовали от капитана такой же хорошей еды, как на другом китобойце. В ответ на эту дерзость капитан еще больше урезал рацион и взвалил на тех, кто передал ему по поручению остальных это требование, самую тяжелую работу. Пойти на открытый мятеж команда «Педро Валера» все же не рискнула: судовые офицеры были настороже и постоянно держали наготове кулаки и пистолеты. Решено было прибегнуть к саботажу. Матросы постоянно роняли в воду или приводили в негодность китобойные снасти. Капитан, несмотря на приказ заковать в цепи более половины экипажа, не смог изменить ход событий и вынужден был прекратить промысел. Люди добились чего хотели.
Однако в целом положение экипажей на кораблях все же постепенно улучшалось. В 1834 году американский суд рассматривал один необычный случай неповиновения приказу. Матросы американского парусника вскоре после выхода в море вынудили капитана вернуться, мотивируя свои требования плохим состоянием корабля. В результате судебного разбирательства обвиняемые матросы были оправданы, поскольку заключения экспертов о мореходных качествах корабля сильно разошлись.
В постановлении суда говорилось, что, хотя авторитет капитана и необходимо поддерживать всеми возможными средствами, положение о безграничном повиновении любым распоряжениям капитана следует рассматривать как устаревшее.
Это было действительно прогрессивное постановление, но оно вовсе не означало, что господству произвола на корабле пришел конец. Такое толкование закона игнорировали судовладельцы, опасавшиеся, что теперь им не удастся посылать в море свои дорого застрахованные душегубки. Прежде кораблекрушения избавляли хитрых дельцов от их старых корыт, а высокий страховой полис позволял без труда получить средства на приобретение новейших судов.
В 1913 году в США было отменено наказание матросов каторжными работами за самовольное расторжение ими контрактов о найме. Кроме того, опубликовано было постановление, в соответствии с которым часть полагающихся по договору денег должна была выплачиваться моряку по его желанию в любом порту.
В Германии уже в 1902 году обрел силу закона «Кодекс мореплавания». В нем содержались четкие определения дисциплинарных взаимоотношений на корабле между лицами разных рангов, полномочий капитана, рабочего времени, функциональных обязанностей каждой служебной категории, условий найма и расчета и много других положений. С учреждением морского ведомства, которое за границей представляли консульства, были одновременно созданы арбитражи для разрешения конфликтов, возникающих на корабле. Здесь выдавались также мореходные книжки. Больших достижений в борьбе за лучшие условия работы и жизни для моряков добились профсоюзы.
В морском праве по-прежнему действует принцип: судно представляет собой территорию, подвластную юрисдикции того государства, гражданином которого является его владелец. Судно – это часть той страны, чей флаг оно носит. А капитан считается представителем государственной власти. Его приказ – право и закон на судне. Еще и теперь он исполняет, например, функции чиновника бюро записи актов гражданского состояния, если во время плавания на корабле родится ребенок или найдутся желающие вступить в брак. Для поддержания дисциплины он имеет право арестовать отказавшегося выполнить приказ или нарушившего закон. Как и раньше, ему принадлежит право казнить и миловать, попытайся экипаж взбунтоваться и захватить судно. Ведь еще и в наши дни мятежи нет-нет да случаются…